Но поскольку война подспудная, о ней предпочитают не говорить. Поэтому вопросы формулируются осторожно и как бы издалека. Является ли отмена музейного статуса и передача Софии верующим-мусульманам «религиозным конфликтом»? И является ли это внутренним делом Турции? И есть ли до этого дело Греции, России, Европе, США или даже самому мировому православию? И была ли в этом шаге какая-то насущная религиозная необходимость? Или, может быть, политическая? И какая же? И «утрата» ли это вообще? И для кого?

Второй Рим. Неудобные вещи

Нет, война и не думала заканчиваться. Об этом знают обе стороны слабомороженого конфликта. Греция с Турцией постоянно обмениваются намеками на то, что «никто не забыт, ничто не забыто». Сожженный греческими демонстрантами флаг Турции, погребальный звон в момент исторического намаза, боевые учения кораблей в спорных водах, как и агрессивная реакция Турции, которая поспешила вывести в эти воды свое научное судно и «для безопасности» выдать в сопровождение военные катера. Ядовитый совет главы турецкого МИДа грекам — «повзрослеть» и смириться с тем, что Константинополя нет, есть Стамбул. Все это отдельные бусины из длинной-длинной низки кое-как замятого, но так и не пережитого конфликта. И судьба Софии – только один из многочисленных «небоевых» ударов (и потерь), которые стороны наносят друг другу на протяжении очень длительного времени.

Впрочем, будучи в возбуждении, люди имеют обыкновение выбалтывать часть правды. В словах главного турецкого дипломата о том, что «Константинополя нет» звучат фрейдистские нотки – кажется, турки до сих пор не могут переварить то, что так жадно и поспешно проглотили. Несмотря на все этнические чистки, они сами так и не верят до конца, что Константинополя действительно больше нет. Напоминанием – и даже воплощением – этого неизбывного Константинополя занозой торчит посреди Города главный храм, возведенный давно почившей, но так и не истлевшей империей.

Сама потребность снова совершить намаз в тысячелетнем греческом храме – попытка психотерапии. Это, наверное, деморализует – когда туристы в твоей стране интересуются не столько, собственно, твоей страной, которая сводится для них к чистой этнографии с географией – кухне, нарядам и лазурному морю, — зато «культурная программа» включает, преимущественно, памятники той культуры, которая была тут до вас и вашими предками была разрушена.

Чужие вещи – такие неудобные... Но надо ими пользоваться – чтобы никто не думал, что они чужие. А если кто и думает – то тем хуже для него, тем для него больнее. Презрительно-триумфальные нотки в голосе главы турецкого МИДа выдают его с головой: да, это удар, да, продуманный и прицельный.

Четвертый Рим. Православные имеют значение

Вот только по кому? Ответ как будто очевиден – по грекам и по самой исторической памяти, которую хорошо бы если не подправить, то просто зашаркать ногами до неузнаваемости. Но он слишком прост, чтобы быть исчерпывающим. Вторичное превращение собора в мечеть, как правильно заметил патриарх Московский, – это пощечина. Но не только и не столько грекам, мировому православию или даже лично Вселенскому патриарху Варфоломею. Взгляд Эрдогана направлен поверх этих голов, поверх вод Атлантики прямо на Капитолийский холм. Туда, где, по мнению нынешних эллинов, находится их нынешний Рим – Четвертый.

Для него – как и для Второго Рима, и для Третьего, — нет ничего особенного в том, чтобы выбросить церковную карту на стол Большой Политики. И это не просто комильфо – для церкви, и не только православной, нет ничего необычного или зазорного в том, чтобы оказаться фактором политики. Политическая поддержка Греции со стороны любого внешнего партнера и союзника по умолчанию включает поддержку греческого православия. И если ЕС предпочитает игнорировать религию и религиозный фактор в политике – именно в игнор выродился либеральный принцип секуляризации, как, впрочем, выродились и многие другие либеральные принципы, — то США, будучи вполне религиозной страной, не боится иметь дело с этой тонкой и взрывоопасной материей.

Это касается не только внешней политики, но и внутренней. Даже совершенно отвязный Дональд Трамп даже в самый неудобный момент – по колено в клубах слезоточивого газа – пробрался к зданию церкви, чтобы сделать фоточку с Библией в руках. Не потому, что он верующий человек или это реклама его любимой книги – просто он знает, что его избиратель крайне чувствителен к такого рода мэсиджам.

Так же как митрополит Элпидофор не напрасно «засветился» в колоннах антиправительственной демонстрации под лозунгом BlackLivesMatter – как раз в те дни, когда судьба Софии решалась, а хозяин Белого дома не уделял этому вопросу достаточно внимания. В отличие от его оппонента – Джо Байдена. В конечном итоге, из президента так и не удалось выдавить внятной позиции по Софии. Зато за православных вступились оба «первых лица» в администрации Трампа – госсекретарь Майкл Помпео и вице-президент Майк Пенс. Если Трамп забыл, то они хорошо помнят, что греческая диаспора в США велика и, главное, сплочена и политически активна.

Кстати, вопрос о статусе Софии давно муссируется в США, и именно под влиянием греческой диаспоры. Идея передать музей православным поднимался неоднократно, в том числе, на уровне слушаний в Конгрессе США. И ноздря в ноздрю, параллельным курсом шла ползучая мусульманизация Софии: сначала отдельное помещение для совершения намаза, потом пятничное чтение Корана, а там и полное «переодевание» в мечеть. Как в сказке про лисичку со скалочкой.

Таким образом, несколько визгливое обращение министра иностранных дел Турции к грекам, которые «никак не повзрослеют», оказалось адресовано поверх их голов прямо греческим лоббистам в США. Думаю, Эрдоган считает, что ему это больше к лицу, чем обмен жидкими плевками с соседями. Он соперничает за контроль над регионом с политическими тяжеловесами — со США, Ираном, Саудовской Аравией.

Еще совсем недавно можно было бы дописать – «Россией». Но теперь, кажется, нит.

Третий Рим. Обнуление

Не сказать, чтобы Россия проявила полное равнодушие к событию – выступил патриарх Кирилл, Священный синод РПЦ принял заявление, высказали свои пожелания депутаты Госдумы. Однако все эти документы не производят должного впечатления. По двум причинам. Во-первых, они составлены эдак уклончиво – так, чтобы никто не подумал, что кто-то кого-то осуждает или пробует повлиять. Просто «глубокая озабоченность», которую «взволнованная общественность» традиционно адресует неизвестно кому.

В-вторых – вернее, это, конечно, «во-первых» – молчание Главного Человека в Кремле. Только когда факт уже свершился, Путин — да и то не сам, через пресс-секретаря, — скупо уронил, что это, мол, нас не интересует, это внутреннее дело Турции. И даже если до этого кто-то что-то писал или говорил, оно все после этих слов моментально обнулилось.

Россия оказалась в двойственном положении. С одной стороны, как претендент на роль лидера мирового православия и защитника всех православных, она должна была вступиться. Дать понять Эрдогану, что есть красные линии, за которые заходить нельзя – не позволим. София вполне могла стать такой линией – ее значение для православного мира превосходит «греческий» интерес. Но если Эрдоган поделил на сорок восемь мнение США, угадайте, на сколько он поделит Кремль. А вступать в драку, в которой ты заведомо проиграешь, даже если это праведный бой – не в привычках дворовых пацанов, окопавшихся у российского руля.

Кремлю очень непросто с Эрдоганом – он слишком похож на них самих, только азартнее, а потому всерьез вступать с ним в полемику опасно. Да еще по такому пустяшному поводу. Не о Сирии же речь, не о Ливии, не о Закавказье, куда он решительно вмешивается, оспаривая «исконное» российское право контроля над этими территориями.

Зато Россия получила возможность «наказать» греков. Ей давно хотелось это сделать – обид накопилось. А тут Эрдоган сам, своими руками – так, что Москве свои и пачкать не пришлось. Для внутреннего потребителя информационных выделений Соловьева со Щипковым все именно так и представили – греки получили ответный удар. Даром что нанесла его другая империя.

Нет-нет, мы не злорадствуем, — как убеждает на своем ФБ официальный представитель официального представительства МП в Украине протоиерей Николай Данилевич, – но мы тут с вами знаем, за что им (грекам) все это.

Трудно удержаться, я понимаю. И не только о.Николай – протодиакон всея Руси Андрей Кураев напоминает о том, что греки, мол, готовы воевать с турками за свои святыни «до последнего русского». В точности как его бывший патрон патриарх Кирилл, который напоминал президенту Болгарии, что вы, мол, тут существуете только благодаря русским, а потому помните, нехорошие дети, на чьей крови стоите. А попробуйте-ка без нас.

Что ж, «без них» — это хорошая новость. Это значит, что у Москвы нет больше то ли сил, то ли желания не только «прирастать православием», но и «удерживать православием» свои формальные и неформальные колонии и союзы. Она умывает руки в самом пилатовском понимании – он тоже заявлял, что это «не его война».

Так что трудно не согласиться с мятежным о. Сергием Романовым, который шлет Кремлю обвинения в предательстве. Кремль, действительно, предал память и традицию, сложившуюся в Российской империи, оставленную в наследство лично императором Николаем II, который объявил себя покровителем всех православных – причем речь шла именно о православных Балкан, и именно в турецком контексте. Надо сказать, что даже советское правительство в этом вопросе проявило большую верность политике предшественников, чем «обнуленный» Владим Владимыч. Теперь же политика Кремля на православном Востоке, кажется, обнулилась вместе с его хозяином.

Является ли передача Софии «религиозным конфликтом»? Популярный вопрос в российском информационном пространстве, где на него – прямо или обиняками – отвечают отрицательно. Ну сами подумайте: храм передали для богослужения мусульманам в мусульманском Стамбуле, где почти не осталось православных, у которых этот собор если и отняли, то полтыщи лет назад, и вообще, пора смириться, «повзрослеть» и вот это вот все... Где тут «религиозный конфликт»? Тут и вовсе никакого «конфликта» нет. Не нагнетайте.

Попытку российских публицистов дать этот лукавый ответ и лишить историю с передачей Софии религиозного фактора легко понять. Им самим неприятно – и, может, неуютно – думать о том, что произошло. О том, что Кремль даже не проиграл раунд в той войне, в которую давно ввязался и вел с переменным успехом на протяжении столетий. Он просто не вышел на ринг.