Голодомор в лицах. Херсонщина: три истории о куске хлеба

Когда хоронили людей, то в церкви звонили колокола. И часто мы слышали эти колокола... Клавдия Бабич Сказать, что страшными были года 1932—1933 годы ХХ века — это не сказать ничего. Уже более 70 лет прошло с той поры, но те, кто пережил этот ужас, уже не могут избавиться от него. Вы молодые — зачем вам это знать? — говорят некоторые из них. Нужно. Поражает статистика. Но часто за сухими цифрами теряется история человека. И потому намного более выразительным бывает рассказ бабушки, которая ненароком оговорится и расскажет о своем голодном детстве, чем прагматичные статданные. В этом материале не будет статистики, будут говорить люди. Воспоминания троих людей. И пусть в памяти лишь отрывки — зато правдивые, яркие.

"Постоянное ощущение голода…"

Всеволод Ильич ЦЕЛИНКО (родился 2 декабря 1923 г., с. Новониколаевка Скадовского района Херсонской области): — Я помню года голодомора лишь фрагментарно. Очень трудное и тревожное время. Мне было девять лет. Я жил с мамой Анной Матвеевной Пулей и сестричкой Клавдией в селе Чилбасы. Отца с нами не было. Чилбасы — село большое. В южной его части жили довольно зажиточные семьи, переселенцы с Полтавщины. За непокорность во времена Екатерины их предков выслали осваивать дикую степь на Херсонщине. Эти семьи были трудолюбивые, богатые, но и держались обособленно. В 30-е годы после раскулачивания их выслали в Сибирь. И южная часть села превратилась в пустошь. Осталось много хороших зданий даже после многочисленных грабежей. Туда заселили киргизов, которые начали выращивать хлопок. Они жили по своим обычаям: в дом зайдешь — окна побитые, костер посреди дома жгут. Заборы разобрали — всю солому сожгли. Совсем "захазяйнувалы" село новые переселенцы. Лет десять побыли, толку с них мало. Выращивание хлопка забросили. Потом некоторые уехали из села, некоторые вступили в браки с украинцами. Но хлопок умер вместе с последним киргизом. И церковь в центре села была — большая и красивая. Но в тех же 30-х годах ее и разрушили. Я видел, как снимали купола. Помещение оставили, а верхнюю часть разобрали. И уже такой церкви не построили. Дружил я с Васей Кучеренко, он меня на год старше. Его отец, лесничий, работал в селе Копани (Цюрупинский р-н) и часто ездил лошадкой по различным делам по дороге от Чилбас в Копанов, около 11 км. Это случилось весной 1933 года, когда отец Василия на этой дороге увидел мертвую женщину, у которой были вырезаны части тела. Не было сомнения, что это первые признаки людоедства… Ранней весной мы искали траву козельцы, не знаю ботанического названия. Мы жили в песчаной местности, и здесь ее росло много. Козельцы имеют мучнистый корень, крестьяне их сушили и перетирали на муку. Уже в апреле мама посылала рвать с акации кашку. Потом мешала ее с пшеном и делала какие-то блины. Моя мама была завучем, преподавала украинский и русский языки. Трудно жилось. Не знаю почему, но нам всегда помогала мамина коллега Людмила Запорожец. Ее семья подкрепляла нас то фасолью, то пшеном. Как-то на весенний праздник мама решила сделать винегрет. Маленький картофель отварила, фасоль, еще что-то добавила — и вышла огромная тарелка салата. А я баловался возле стола и неосторожно сбросил на пол винегрет. Сам не знал, плакать ли мне, бояться ли. Меня не наказали, обошлось, но это была трагедия… Не один раз было так, что когда сеяли, то умирали сеяльщики. И в нашем селе такое случилось. Сеяли то ли овес, то ли кукурузу, и два сеяльщика наелись зерна и погибли. Где-то с лета 1933 года меня дядя Василий забрал к себе, чтобы его не раскулачили. И я жил в Комишанах, недалеко от Херсона. У дяди была лошадь, он всегда что-то помогал подвозить людям — этим и кормился: всегда имел жмых, крупу. Недалеко была речка Кунка, и мы ловили сеткой очень мелкую рыбку. Ее дважды перемалывали на мясорубке, добавляли высевки — варили похлебку. А сестричку забрала в Скадовск тетка Ирина. Ее муж был механиком, работал на МТС, обслуживал колхозы. Они тоже очень бедствовали, в колхозе давали жалкие подачки. Их спасало море… Как нам объясняли, почему так происходит? Практически никак, к трудовым коллективам информация не доходила, насколько я помню. К тому же я был маленький, ничего не понимал. Какие тогда поля были, урожай или неурожай, тоже не знаю. Только помню, что в 1932 году несколько раз мы, ученики, собирали колоски. Косилки косили, а мы ходили за ними и подбирали колоски. А потом сдавали их. Что-то давали за это, но очень мало. Сейчас знаю, что вывозили наш хлеб в Германию, Каганович руку к этому приложил… Слухи, перешептывание, мысль, что где-то близко тебя ждет смерть... Убийства на дорогах, налеты на людей, и постоянное ощущение голода — такая атмосфера 1932—1933 годов. Голод — это трагедия...

"Мама все время плакала, все время..."

Клавдия Ильинична БАБИЧ (родилась 25 июня 1925 г., с. Чилбасы Скадовского (сейчас Цюрупинского) района Херсонской области): — Очень страшно, если есть хочется, а нечего... Мама воспитывала нас с братом Всеволодом сама. Окончила институт, была учительницей. Для учителей выдавали паек: сахар, мука. Куски сахара такие крепкие были, аж синие. И очень сладкие… Паек — раз в месяц, может, немного чаще. Мама из муки делала болтуху, или как называли еще — затирку: в муку наливали понемногу воду, и затирали все это. Выходили из нее крупинки, большие, как горох, фасоль, потом разводили водой — это ели. Есть всегда хотелось. Я мало что припоминаю, но на всю жизнь запомнила такое. Как-то зашла в дом, а мама плачет возле плиты. Мы не понимали, все равно просили кушать, а в доме уже ничегошеньки не было. Не было даже из чего затирку сделать. Потом пришла одна учительница, мамина коллега, и принесла муки. Мама повеселела, отправила нас в кино. Мы с братом побежали, а когда вернулись домой, уже была готова затирка. А еще досаждали налеты грабителей... Когда получали продовольствие, село знало, и ночью приходили и забирали. Мама и просила, и плакала, а приходилось отдавать — угрожали расправой. Мама боялась за нас, но могла прокормить только так, чтобы не пухли… Весной собирали в песке тоненькие, как пальцы, сладковатые козельцы. Они очень глубоко врастали в землю, но мы все равно их рвали и сосали. Летом легче — маслину выискивали, шелковицу, какие-то фрукты. Сейчас маслины и нет, а тогда выручала. И еще помню: мама все время плакала, все время...

"Тяжело жилось тем, кто на "континенте"

Андрей Михайлович Маркин (родился 1 декабря 1921 г., г. Привольное Привольнянского района Николаевской области): — Мой отец Маркин Михаил Трофимович к тому времени был заместителем в земельном отделе в райисполкоме. Мамы не было. Мы голодали, но несильно. Ходили с братом Семеном на реку Ингулец ловить рыбу. В воде много поживы, тяжело жилось тем, кто на "континенте". Нам хлеб давали по карточкам: 500 граммов — на рабочего, 300 — на иждивенца. С вечера занимали очередь, чтобы получить хлеб. Но многие люди умирали от голода: есть им нечего было. Моя жена Нина Игнатьевна — из села Рубановка Белолепетихского р-на Херсонской области. Она рассказывала, что сборщики налогов ходили по домам, забирали все подряд за неуплату налогов. Еще и вешали черную тряпку на дверь злостным неплательщикам. А у людей ничего не было. Даже воды недостаточно. Один колодец на село. Ездили набирать воду из озера или пруда. На какое-то количество домов был цементированный бассейн грушевидной формы. Если шел снег или дождь, собирали эту воду и заливали туда. Этой водой пользовались. Люди, чтобы не умереть, ели лебеду, траву, колоски. За то, что мать жены нарвала колосков, ее побили нагайкой. Родители жены работали в колхозе, а жена и четыре сестры подрабатывали летом, чтобы хоть что-то было есть...

"Тогда запрещалось даже работать для архива"

Странная вещь, авторы этих рассказов вспоминают тот период как время голода, и почти никто не называет это голодомором. Все-таки неплохо была спланирована эта акция, если удалось навязать людям свое толкование истории... Директор ЦГКФФархива им. Пшеничного Нина Топишко: — Мы не все знаем. У нас еще недостаточно документов (фото, писем и т. п.), которые подтверждают эту трагедию. И архив не скрывает этого. Мы стараемся на выставках и акциях показать контекст событий 1932—1933 годов, исходя из того, что имеем. Это визуальная информация (фильмы, диски с фотографиями) — характеристика эпохи, события которой привели к ужасным последствиям. Но тогда запрещалось даже собирать документы для архива. И если существуют документальные свидетельства голода 1921—1922 годов, на основе которых по правительственной программе и при поддержке из-за границы создан фильм "Царь Голод", то кадры геноцида начала 30-х годов ХХ столетия скрыты… Бытует версия, что жены послов из разных государств фотографировали голод и эти карточки брали с собой за границу. Всего же не спрячешь — ведь люди умирали просто на улицах. И если в городах жилось хоть немного легче, то в селах происходило что-то ужасное. Просто политика партии направлялась главным образом на уничтожение украинского села. Те, кто имел возможность задокументировать голод, боялись это сделать. Тем не менее один фотокорреспондент Железный из Донецка все-таки фиксировал... и никому не показывал свою работу. Очень долго хранил зафиксированное у себя, и только в 2003 году его сын передал ЦГКФФархиву оригиналы фотодокументов на стекле, на которых изображены жертвы тех событий… Мир должен признать геноцид украинского народа. И утешает то, что откликаются в мире на украинскую трагедию. Например, из Венского Фонда "3000" (Австрия) прислали документальные свидетельства о голодоморе…
http://www.versii.com/telegraf/material.php?id=2145&nomer=208