Милость превозносится над судом (Иак. 2:13)

Я бы не стал писать о деле, которое является столь спорным, если бы в этом деле не стоял так остро моральный вопрос, о котором и пойдет далее речь. Хотя страсти и шумиха вокруг скандальной группы понемногу утихают, хочется все же еще раз обратиться к состоявшемуся суду, а в частности, к христианской реакции на приговор девушкам, устроившим «молебен» в московском храме Христа Спасителя. Я не стану говорить здесь об аморальности поступка трех молодых женщин. Я лучше обращусь к моральности церкви (довольно всматриваться в сучок в глазе брата, и не видеть бревна в своем глазу), а именно к тому, как, на мой взгляд, стоило бы поступить по отношению к представительницам феминистской панк-группы, оскорбившим чувства православных верующих (в частности, работников храма Христа Спасителя).

Не обошло стороной это дело и некоторых протестантских верующих, которые также муссировали тему «Пусси райот». Лично мне довелось стать слушателем громогласной бравады уважаемого протестантского пастора Геннадия Мохненко. Удивительно, что пастор Геннадий, который еще недавно сам умолял одного судью помиловать его приёмного сына за четыре совершенных в одну ночь ограбления, сегодня считает, что два года реального срока, которые получили представители панк группы «Пусси райот» – это более чем гуманно. «В арабских странах их бы просто убили бы за такое», - считает он. Сыну пастора Геннадия, в конечном счете, дали условный срок. Хотя, если следовать логике пастора, то кто знает, что было бы с его сыном, если бы он совершил идентичное преступление в какой-то арабской стране. Во время общения, которое спонтанно возникло в социальной сети Facebook, один из пользователей высказал мнение, что милость обычно дается тем, кто просит о милости. В поддержку такого мнения был приведен случай из Евангелия, в котором рассказывается, что когда Христос висел на кресте между двумя разбойниками, то Он проявил милость только по отношению к одному из них - к тому, который раскаялся в своих грехах и попросил помянуть его.

На основании этого рождается моральный вопрос, который затрагивает самые глубины нашей христианской веры. Заслуживает ли милости тот, кто не просит милости?

Все это: оскорбленное христианство, приговор суда, попытки обосновать то, что девушки получили по заслугам, и подтолкнули меня к тому, чтобы еще раз взять с полки роман Виктора Гюго «Отверженные». Те, кто читал эту книгу, помнят, что центральной фигурой повествования выступает беглый каторжник Жан Вальжан. Ключевой же сценой книги является встреча закостенелого преступника с рабом Божьим – епископом по имени Шарль-Франсуа Мириэль, прозванный за добрые дела Желанным — Бьенвеню.

Для того, чтобы не пересказывать весь сюжет, приведу лишь краткое содержание того, что произошло между святым и грешником:

«Свою пастырскую деятельность Бьенвеню начинает с того, что уступает прекрасное здание епископского дворца местной больнице, а сам же переселяется в тесный маленький дом. Свое немалое жалованье он целиком раздает бедным. В двери епископа стучатся и богатые, и бедные: одни приходят за милостыней, другие приносят её. Этот святой человек пользуется всеобщим уважением — ему даровано исцелять и прощать. В первых числах октября 1815 г. в Динь входит запыленный путник — коренастый плотный мужчина в расцвете сил. Его нищенская одежда и угрюмое обветренное лицо производят отталкивающее впечатление. Прежде всего он заходит в мэрию, а затем пытается устроиться где-нибудь на ночлег. Но его гонят отовсюду, хотя он готов платить полновесной монетой. Этого человека зовут Жан Вальжан. Он пробыл на каторге девятнадцать лет — за то, что однажды украл каравай хлеба для семерых голодных детей своей овдовевшей сестры. Озлобившись, он превратился в дикого затравленного зверя — с его «желтым» паспортом для него нет места в этом мире. Наконец какая-то женщина, сжалившись над ним, советует ему пойти к епископу. Выслушав мрачную исповедь каторжника, монсеньор Бьенвеню приказывает накормить его в комнате для гостей. Посреди ночи Жан Вальжан просыпается: ему не дают покоя шесть серебряных столовых приборов — единственное богатство епископа, хранившееся в хозяйской спальне. Вальжан на цыпочках подходит к кровати епископа, взламывает шкафчик с серебром и хочет размозжить голову доброго пастыря массивным подсвечником, но какая-то непонятная сила удерживает его. И он спасается бегством через окно. Утром жандармы приводят беглеца к епископу — этого подозрительного человека задержали с явно краденым серебром. Монсеньор может отправить Вальжана на пожизненную каторгу. Вместо этого господин Мириэль выносит два серебряных подсвечника, которые вчерашний гость якобы забыл. Последнее напутствие епископа — употребить подарок на то, чтобы стать честным человеком. Потрясенный каторжник поспешно покидает город. В его огрубелой душе происходит сложная мучительная работа. На закате он машинально отбирает у встреченного мальчугана монету в сорок су. Лишь когда малыш с горьким плачем убегает, до Вальжана доходит смысл его поступка: он тяжело оседает на землю и горько плачет — впервые за девятнадцать лет». 

В ситуации, когда обнаруживается пропажа серебра, служанка возмущается поступком незваного гостя, по отношению к которому (со стороны священника) была проявлена высшая мера гостеприимства, не сдерживает себя и кричит: «Посмотрите! Вот где он перелез. Он спрыгнул прямо в переулок Кошфиле! Как же ему не совестно! Он украл наше серебро!»

Свечница храма Христа Спасителя Любовь Сокологорская, которая проходит по делу как потерпевшая, говорит на суде: «Я испытала горечь и боль, и чувствую ее до сих пор от увиденного. Все это походило на бесовское дрыгание. Они задирали ноги, и все, что ниже пояса, было видно. И это на амвоне, перед царскими вратами. Боль непроходящая. Все, что было было для меня свято, осквернено! Мои чувства, вера, идеалы!». Другой потерпевший - охранник ХХС Сергей Белоглазов - предоставил суду такие показания: «За 10 лет никогда не видел такого в храме. Я был просто в оцепенении. Из-за всего этого я два месяца не мог выйти на работу. Я как верующий готов их простить, и не держу на них зла. Я думаю, что они не ведали, что творят».

Гюго пишет, что епископ помолчал, затем поднял на Маглуар серьезный взгляд и кротко спросил: «А где сказано, что это серебро наше?» Этот вопрос не перестает быть актуальным и сегодня. Проведя параллели с нашим временем, мы можем сказать, что «истинный» епископ/патриарх задал бы примерно такой бы вопрос «своей» свечнице и «своему» охраннику: «А где сказано, что храм Христа Спасителя - это наш/ваш храм?»

Был ли достоин наказания Жан Вальжан за то, что совершил кражу из дома епископа? Закон говорит: конечно! Как же поступил епископ? Он победил его незаслуженной милостью. Стоило ли отправить закостенелого преступника на каторгу еще раз? Закон глаголет устами вышеупомянутого протестантского пастора: «Два года тюрьмы – это более чем гуманно». Милость же всегда дает второй шанс. По закону церковь имеет право инициировать возбуждение уголовного дела против преступника за воровство серебра, принадлежащего рабу Божьему. Милость же не просто прощает воровство, она еще реагирует подобным образом: «Ах, это вы! - воскликнул епископ, обращаясь к Жану Вальжану (когда уличенного в воровстве привели жандармы). - Очень рад вас видеть. Но послушайте, ведь я вам отдал и подсвечники. Они тоже серебряные, как и все остальное, и вы вполне можете получить за них франков двести. Почему же вы не захватили их вместе с вашими приборами?».

Чего добились оскорбленные верующие, подав в суд на трех молодых женщин за действительно недопустимые действия в храме и выиграв это дело? Еще большую неприязнь к православной церкви в частности и к христианству в целом со стороны самих осужденных и со стороны той части общества, которая поддерживала пафосную выходку феминисток. Что выиграл епископ Бьенвеню, который не только простил вора, позарившегося на святое (на отделенное Богу), но и поступил с ним не просто по милости, но даже сверх милости? Гюго вложил такие слова в уста епископа: «Жан Вальжан, брат мой! Вы более не принадлежите злу, вы принадлежите добру. Я покупаю у вас вашу душу. Я отнимаю ее у черных мыслей и духа тьмы и передаю ее Богу», - а внутренний мир каторжника изобразил таким образом: «Когда Жан Вальжан вышел от епископа, он отрешился - мы это видели - от всего, что занимало его мысли до тех пор. Он не мог отдать себе ясный отчет в том, что происходило в его душе». Классик повествует нам, что Вальжан «внутренне противился христианскому поступку и кротким словам старика: «Вы обещали мне стать честным человеком. Я покупаю у вас вашу душу. Я отнимаю ее у духа тьмы и передаю ее Богу», однако, благодаря такому поступку он «смутно сознавал, что милость священника была самым сильным наступлением, самым грозным натиском, какому он когда-либо подвергался; что если он устоит перед этим милосердием, то душа его очерствеет навсегда, а если уступит, то придется ему отказаться от той ненависти, которою в течение стольких лет наполняли его душу поступки других людей, и которая давала ему чувство удовлетворения; что на этот раз надо было либо победить, либо остаться побежденным, и что сейчас завязалась борьба, титаническая и решительная борьба между его злобой и добротой того человека».

Мне помнится, что, будучи на презентации книги «Безвозмездно: даяние и прощение в культуре, лишенной благодати» Йельского профессора Мирослава Вольфа в одной хорватской синагоге, переделанной под евангельскую церковь, я слышал, как он приводил пример Вальжана, который, будучи прощен епископом, впоследствии сам смог простить жандарма Жавера, преследовавшего его на протяжении всего романа с целью упечь бывшего каторжника навсегда за решетку за незначительное преступление, совершенное многие годы тому назад (Miroslav Volf. Free of Charge: Giving and Forgiving in a culture stripped of grace». Grand Rapids: Zondervan, 2005, p. 204). Согласно Вольфу, прощение, которое проявляют люди по отношению друг ко другу – это основополагающий шаг в огромном процессе, конечная цель которого заключается в том, чтобы принять и включить бывших врагов в общину любви.

Размышляя над словами невинно висящего на кресте Сына Божьего «Прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк 23:34), осознаешь весь парадокс христианского послания. Праведные не просто могут, но даже должны страдать в веке сем, а заслуживающие наказания не просто могут, но обязательно должны быть прощены. Сердцами верующих обязано двигать не желание возмездия, а сострадание к душам тех «у которых бог века сего (грех/сатана) ослепил умы» (2 Кор 4:4). В известной каждому из нас молитве «Отче наш» Иисус учит такой «формуле»: «Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф 6:15). Заметьте, Он не говорит, что люди будут просить прощения, наоборот, ожидается, что первый шаг будет сделан именно верующими.

Очень жаль, что сегодня христиане упустили еще одну возможность дать надежду заблудшим душам, бунтующим против всего, что претендует на роль авторитета и законодателя (государство, церковь). Печально становится из-за того, что некоторые христиане так и не поняли, что могли поставить девушек в ситуацию, в которую поставил епископ беглого каторжника. После проявленной к нему милости он не только пребывал в замешательстве, но и понимал, что «теперь он должен в известном смысле либо подняться выше епископа, либо пасть ниже каторжника; что если он хочет стать добрым, он должен сделаться ангелом, если же он хочет остаться злым, ему надо превратиться в чудовище». Кто знает, может, что-то подобное произошло бы и с представительницами «Пусси райот». Как пишет Гюго, «подобно сове, увидевшей восход солнца, каторжник был ошеломлен и как бы ослеплен сиянием добродетели». Так же могли быть ошеломлены и девушки-бунтарки, если бы сам патриарх, подобно пастуху из притчи об одной потерянной овце, оставил бы все свои деловые визиты и важные встречи и пошел бы «искать» потерянных овец (Мф. 18). Может быть, патриарху надо стать подобным отцу, который, независимо от того, что его дитя поступило вероломно против своего родителя, имеет мужество первым выйти навстречу своему блудному отпрыску и, когда тот еще «далеко», попытаться разглядеть его и сжалиться над ним; первым побежать к нему, пасть ему, недостойному, на шею и целовать его, вместо того чтобы наказывать (Лук. 15). Вместо того, чтобы нас погубить, подобно как Он погубил развращенные Содом и Гоммору, Бог помиловал и простил нас всех, когда мы были еще недостойны, чтобы и мы могли прощать прегрешения другим людям. Бог проявил к нам милость, чтобы и мы смогли проявлять милость по отношению к нашим врагам. Увы, но стоит признать, что в ситуации с «Пусси райот» милость так и не смогла превознестись над судом.

Опубликовано на: "Религия в Украине" http://www.religion.in.ua/main/18125-pussi-rajot-i-xristianskaya-milost.html