В Украине такая политика предусмотрена законом, как и наличие государственного органа, который эту политику реализовывает. Неоднократно предпринимались и попытки сформулировать основы такой политики. Для демократий она, очевидно, должна была бы быть управленческой деятельностью, направленной на всестороннюю реализацию всеми в Украине права на свободу совести, предоставление религиозным организациям полноценных возможностей для осуществления по сути присущих им функций в духовной, социальной, благотворительной, образовательной, культурной сферах, содействие Церкви как института в консолидации общества, возвышении его нравственности, а также в деятельности отстаивания интересов страны на внешней арене.

Наконец, в последние годы весомый, временами самый весомый, аспект указанной политики всех западных демократий – это то, что называется securitization of religion. Речь идет о действиях (временами экстраординарных, связанных с усилением контроля со стороны правоохранительных органов), направленных на устранение, по меньшей мере, нейтрализацию, угроз жизни и свободам граждан, которые несет в себе злоупотребление религией со стороны государственных, квазигосударственных и негосударственных актеров.

Чтобы понять, насколько успешной/неуспешной была политика Украинского государства в указанной сфере в последние годы, мы должны обратиться к объективным показателям: изменениям в законодательно-нормативной базе и их, изменений, реализации; социологическим исследованиям; международным рейтингам; оценкам государственных и негосударственных отчетов мониторингов свободы религии и убеждений.

Справедливости ради отметим, что последние годы здесь не были прыжком из сплошной темноты в Царство справедливости. Потому, прежде всего, что Украина на протяжении всех лет Независимости занимала приличные позиции в мировых рейтингах религиозной свободы, а религиозный плюрализм и высокая конкуренция между центрами религиозной силы сломали планы команды Януковича перепахать религиозный ландшафт страны. Однако именно в течение 2014–2019 годов были реализованы все те запросы на достойное присутствие религиозных институтов в публичной сфере, которые почти четверть века выдвигал правительствам, президентам и Верховной Раде Всеукраинский Совет Церквей и религиозных организаций. Напомню, что за это время были приняты законы и нормативные акты, которые сделали возможным военное капелланство и капелланство в пенитенциарных учреждениях; основание религиозными организациями общеобразовательных учебных заведений – от университетов до детских садов; лицензирование духовных учебных заведений; признание при четко обозначенных условиях их дипломов и защищенных диссертаций; через сто лет Богословие впервые вернулось в отечественный Университет; религиозная община получила возможность – согласно международным пониманиям свободы религии – свободно менять свою юрисдикцию; были убраны наслоения, осложнявшие деятельность религиозных объединений (например, печально известная двойная регистрация). Причем, во время войны государство не только предоставляло религиозным организациям финансовое облегчение, но и подтвердило право их членов на невоенную (альтернативную) службу.

О законодательных новеллах в сфере религии читайте тематическую подборку: 2017-й ‒ год «церковных» законопроектов

По-настоящему важным прорывом в области религиозной свободы стало признание Православной Церкви Украины как 15-й автокефальной Церкви полноты Православия со стороны Вселенского Патриархата. Это сняло бремя с совести большого количества православных Украины, которых клеймили как «безблагодатных», неканонических, и создало дальнейшие условия для вывода всей православной среды из-под контроля религиозного центра, который «словом и делом» доказал свою преданность делу уничтожения Украинской государственности.

Международные рейтинги религиозной свободы с 2014-го «меряют» ее для Украины без Крыма (с ударением, что это не означает непризнание полуострова украинской территорией), но с оккупированной частью Донбасса (опять-таки, оговариваясь, что Украинское государство не может нести ответственность за жестокие нарушения там религиозных свобод). Конкретно, наиболее авторитетный рейтинг «правительственного ограничения религии», составляемый Pew Research Center, определяет эти ограничения для Украины как «умеренные» и менее ощутимые, чем в таких европейских странах, как Испания, Австрия, Греция, Дания, Румыния, Болгария, Франция, не говоря уже о Молдове и, тем более, Беларуси.

Последний рейтинг также фиксирует улучшение рейтинга «правительственного ограничения религии» для Украины с 4,2 до 3,8. Для сравнения: худший среди европейских стран в РФ – 8,1, лучший (0,6) – в Сан-Марино. 3,8 также имеет Бельгия.

Среди социологических исследований следует обратиться к опросам Центра Разумкова, который систематически, с 2000 г., измеряет религиозность украинцев и их восприятие государственной политики в сфере религии. Так вот, в 2013 году утверждение «В Украине полная свобода совести и равенство вероисповеданий перед законом» поддержали (полностью или скорее да) 65% опрошенных Центром и не поддержали 21%. В 2018-м согласились с этим утверждением уже 70% и 16% – не согласились.

***

Сейчас Президент Зеленский очертил приоритеты своей религиозной политики достаточно лапидарно: «Власть не должна вмешиваться в церковные дела. Я буду защищать независимость Церкви». Трудно не согласиться. Только российские власти не отказываются от вмешательства в церковные дела. Причем, в украинские церковные дела. Нагло, жестко и масштабно. Созыв Путиным заседания Совбеза по поводу украинской автокефалии; председатель комитета Госдумы, который бомбардировал православные столицы с требованием «торпедировать украинский сценарий»; российские хакеры, пытавшиеся взломать электронные ящики константинопольских иерархов, которые занимались украинским вопросом; российские дипломаты, высланные в прошлом году из Греции за намерение подкупить митрополитов и т.д. и т.п. – это лишь верхушка айсберга. В его подножии – целая армия дипломатов, разведчиков, контрразведчиков, агентов под прикрытием и без него, мощные и разветвленные пропагандистские сети, олигархи и полуолигархи, которые с разной степенью добровольности делают многомиллионные пожертвования на «религиозный фронт» войны против Украины. Поэтому «защищать независимость Церкви» в Украине невозможно без сильной и артикулированной политики в этой сфере. Более того, без такой политики, вне «социальной инженерии» свобода совести как таковая не может считаться вне опасности. Потому что ни одна из взятых отдельно предпосылок такой свободы, которые считаются ее теоретиками объективными, на самом деле не являются решающими. Экономическая свобода, политическая стабильность, легитимность правящего режима, религиозный плюрализм и прочее автоматически к расцвету свободы совести не ведут.

Читайте специальный аналитический материал: Как Россия борется с украинской автокефалией

Итак, во-первых, при осуществлении политики в сфере религии надо сдавать себе дела, которые securitization of religion – это не только про ИГИЛ и террористов-исламистов, но и про церковную политику Кремля и организованные, структурированные, с соответствующим финансированием группировки в самой Украине. Это конкретные структуры и люди с фамилиями, которые возглавили процесс препятствования гражданам Украины в свободном проявлении своих религиозных чувств, осознанном религиозном выборе и реализации права на свободу совести. Среди прочего – путем блокирования верующим доступа к своим храмам, включая непосредственное физическое препятствие осуществлению религиозных таинств и обрядов, что является прямым нарушением Закона «О свободе совести и религиозных организациях», наказание за которое предусмотрено Уголовным Кодексом Украины (ст.180). Путем недопущения украинских православных к Православной Полноте; путем разжигания вражды по признаку отношения к религии; путем дискредитации Украины на всех международных площадках.

Для того чтобы поставить на место «титушню», которая рыскает по Украине в сопровождении пропагандистов и палками не выпускает верующих из Московского Патриархата, не надо новых законов. Как и для обуздания иерархов, прямо призывавших срывать мобилизацию в Украинскую армию. То, что это не было сделано, очевидный минус осуществляемой до сих пор религиозной политике.

Еще раз – мы имеем дело не только и не столько с Московским Патриархатом, сколько с Российским государством, которое не упускает ни одного, даже малейшего, шанса, чтобы нанести как можно более болезненный удар по Украине и с этой, церковной, стороны. Автор имел «хорошую» возможность многократно убедиться в этом лично как в Украине, так и за ее пределами, в таких разных местах, как Страсбург, Тбилиси или Дуньхуан китайской провинции Ганьсу.

Далее, во-вторых. Государство должно действенно поддержать украинских иерархов и религиозных лидеров в их усилиях по укреплению международной коалиции в поддержку Украины. То, что они сделали для информирования западной общественности и религиозных сред о российской агрессии, их вклад в известные Резолюции ООН, Европарламента, ПАСЕ, ПА НАТО с осуждением религиозных преследований в аннексированном Крыму и на оккупированных территориях Донбасса, трудно переоценить. Причем, очень важное дело здесь делали и делают не только предстоятели и главы многочисленных Церквей, но и представители конфессий с небольшим количеством членов в Украине. Не забывайте, что в Конгрессе США, к примеру, сейчас 10 мормонов, чьи единоверцы беспощадно преследуемы в т.н. ОРДЛО, а баптистов, которые объявлены в «ЛНР» «вредной проукраинской сектой», – 72. На повестке дня – создание, наконец, Представительства Всеукраинского Совета Церквей и религиозных организаций при европейских структурах, что нуждается в помощи со стороны государства.

В-третьих, государственная политика должна безоговорочно способствовать активному привлечению института Церкви к развитию страны. За время Независимости Украина существенно продвинулась по пути формирования модели государственно-церковного сотрудничества. Это естественно, потому что режим отделения Церкви и государства нигде (кроме, разве что, КНР и КНДР) не означает, что эти два института не могут и не должны сотрудничать. Чтобы такое сотрудничество приобрело завершенные очертания, необходимо введение принципа субсидиарности, который органично будет вписываться в политику децентрализации. Очевидно, что реализация принципа, когда социальные проблемы будут решаться на самом низком уровне, где их решение возможно и эффективно, сделает сотни, если не тысячи религиозных организаций субъектом прямого социального действия, что приведет как к подъему социальной активности их членов, так и к общему благу.

В этом смысле своевременно было бы и введение принципа процентной благотворительности (принцип, который в 8-м созыве Верховной Рады воплотился сразу в несколько законопроектов, которые так и не стали Законом). Речь идет о принципе, когда гражданин отчисляет один-полтора процента своего налога на доходы физического лица (в разных странах это варьируется) на благотворительные цели: на культуру, Церковь или спорт. Это не просто укрепляет материальную базу религиозных организаций, театров или художественных школ, но и «разгосударствует» страну, способствует развитию гражданского общества и самосознания каждого гражданина-налогоплательщика.

В-четвертых, при всем этом нельзя забывать, что в центре политики, рассматриваемой нами, – человек, который должен получить право верить в то, что считает достойным веры, и чья свобода совести может быть ограничена только тогда, когда она подрывает свободы и права других людей (и то, напомню, такие ограничения должны четко определяться законом и быть адекватными для демократического общества). Поэтому нельзя успокоиться на том, что правильные законы приняты, необходимые нормы – действуют, международные рейтинги – неплохие, а руководители тех или иных религиозных объединений – довольны. На самом деле, архитектуру этой свободы нужно постоянно поддерживать в надлежащем состоянии, потому что соблазн ограничить ее – в крови и плоти государства. Особенно, если это касается меньшинств или так называемых «нетрадиционных религий». Особенно, когда традиционность или нетрадиционность возьмется определять на свой вкус тот или иной чиновник.

Поэтому в дискуссиях об органе, который должен реализовывать государственную политику относительно религии, я за то, чтобы он был сильным. Чтобы при серьезных изменениях, происходящих на религиозной карте страны, был способен обезопасить ее, то есть страну, от катаклизмов на этом отрезке; чтобы мог эффективно способствовать актуализации общественно-творческого потенциала религиозных организаций; сумел защитить религиозную среду Украины от непрерывных и очень жестоких атак извне и защитил интересы страны и ее религиозных организаций как внутри, так и на внешней арене; чтобы был в состоянии выработать действенную модель, которая позволила бы сбалансировать индивидуальные и групповые права на свободу совести с надежными предохранителями злоупотребления религией; чтобы не допустил «галицкой» или «слобожанской» политики в религиозной сфере, а отстаивал только и исключительно всеукраинскую. Чтобы, в конце концов, защитил человека веры, отчаявшегося из-за невозможности отвоевать свои религиозные права в различных инстанциях.

Это, пожалуй, главное. Все остальное – мелочи.