Книга карманного формата под общим названием «Что современно?», в которой содержатся три кратких эссе итальянского философа Джорджио Агамбена, на днях вышла в украинском издательстве «ДУХ І ЛІТЕРА». Книга примечательна тем, что является своеобразной компиляцией мыслей одного из ведущих мировых философов, развившего антропологический политический проект Homo Sacer («священный человек»/«человек святой»). Три эссе хотя и посвящены разной проблематике, однако являются важными хотя бы по той причине, что передают «важнейшие интуиции мышления автора в доступном непосредственному восприятию формате» (с. 10).

В первой части под названием «Что такое диспозитив?» автор говорит о методологии своего философского проекта, которую он «истолковывает как археологию рождения диспозитивного мышления» (с. 9). Не останавливаясь подробно на этом пункте, упомянем лишь то, что диспозитив, в понимании Фуко, на работы которого и опирается Агамбен, это «гетерогенный» комплекс, который объединяет дискурс, учреждения, архитектурные строения, постановления, законы, административные меры, научные достижения, философские, нравственные и благотворительные рассуждения (с. 14). То есть это некая сеть, в противовес классическим универсалиям/категориям/рациональным сущностям, которая устанавливается между вышеупомянутыми элементами (с. 14). Цель диспозитива – поместить человека в социальные процессы, которые заранее обусловлены заданной традицией, где важной становится не эпистемологическая парадигма, а практическая активность, выражающаяся в непосредственном реагировании на ту или иную ситуацию (с. 21). Под диспозитивом Агамбен подразумевает «любую вещь, обладающую способностью захватывать, ориентироваться, определять, пересекать, моделировать, контролировать и гарантировать поведение, жестикуляцию, мнения и дискурсы живых людей» (с. 26). Ну, например, в быту диспозитивом может выступать телефон, который своим появлением обязан процессу гуманизации (с. 28), в религиозной сфере диспозитивом может выступать жертвоприношение (с. 31) и так далее до проникновения диспозитивов во все сферы жизни (с. 36)

Особый интерес представляет второе эссе, посвященное вопросу «что современно?», которое стоило бы уже просто-напросто разобрать на цитаты. Здесь Агамбен задается вопросом о том, что значит быть современным? Его ответ таков: «Подлинно принадлежит своему времени, подлинно современен тот, кто не совпадает с ним полностью, кто не идет в ногу с его требованиями и кто потому не актуален; но именно поэтому, именно благодаря разрыву и анахронизму он более других способен воспринимать и улавливать свое время» (с. 46). «Проницательный человек может не принимать свое время, но всегда и везде осознает свою необратимую к нему принадлежность, осознает неспособность совершать побег из своего времени» (с. 46). Говоря о современности, автор считает, что под этим стоит подразумевать «уникальные отношения со своим временем, соединяющие с ним и, вместе с тем, от него дистанцирующие; точнее, это отношения со временем, которые соединяются с ним через несоответствие и анахронизм. Те, кто слишком полно совпадает с эпохой, кто во всем с ней сплетается, – не современники, и именно потому, что все это делает их неспособными видеть ее, не могущими сосредоточить на ней свой взгляд» (с. 47). Далее автор ведет читателя к осознанию того, что современником стоит считать того человека, который умеет видеть тьму, «так как все времена для тех, кто проникает в их современность, исполнены тьмой» (с. 49). Однако что стоит подразумевать под утверждением, что современник обладает даром постигать мрак и видеть тьму! Тьма в понимании Агамбена – это сияющая тьма, которая исходит из своего времени. Тот, кто воспринимает такую тьму, тот и достоин быть современным. С одной стороны, современен лишь тот, кто способен дать отпор свету века сего, который так и норовит ослепить нас, и может различить внутреннюю темноту в этом «свете» (с. 50). С другой стороны, тот современен, кто готов поверить тому, что во тьме всегда существует свет, который всего лишь по некоторым причинам еще не достиг нас (подобно тому, как свет космической звезды так же не сразу достигает наблюдателя)(с. 51). Быть современным значит принадлежать к редкому типу людей, которых характеризует мужество. Именно поэтому быть современным (или даже модным) обозначает быть несоответствующим и отчасти старомодным в архаическом смысле этого слова. А «архе» обозначает близость к началу (с. 55). Именно поэтому «быть современников в этом смысле означает возвращение к настоящему», хотя если быть до конца честными, то в этом настоящем мы никогда-то и не были (с. 57).

Третье эссе «Церковь и время» является феноменологическим размышлением о структуре опыта мессианского времени. Это, наверное, самое лучшее описание этого феномена, которое вы когда-либо встретите. Автор выступает против сложившейся традиции о «замедлении пришествия» Христа (с. 64), которую он называет кощунственной. Согласно этой точке зрения, не дождавшись буквального исполнения пророчеств относительно второго пришествия, апостолы изменили принципам своего существования, перейдя на юридическую сторону этого вопроса, с головой окунувшись в институционализацию. Если это так, то, согласно Агамбену, «Церковь прекратила пребывать, подобно страннице в мире, начав жительствовать, присутствовать здесь на правах гражданина, как любая светская организация» (с. 64), а это, в свою очередь, верный путь к утрате Церковью мессианского опыта времени. Под «временем Мессии» автор понимает «не хронологическую длительность, но качественную трансформацию переживаемого времени» (с. 64). Автор разграничивает апокалиптическое время и мессианское время, где под апокалиптическим подразумевается последнее (хронологическое) время/событие, а под мессианским «соотношение каждого мгновения, каждого времени (kairos) с вечностью» (с. 65). То есть «феномен мессианского времени в таком случае выступает не как конец времени, но как время конца. Время Мессии – это оперативное время (kairos), в котором мы впервые овладеваем временем... это единственное реальное время, единственное время, которое может нам принадлежать... Опыт этого времени подразумевает целостное преображение нас самих и нашего способа бытия» (с. 67). Время Мессии для Павла, говорит автор, – это не будущее время, это время, которое передается словом «ныне» (с. 70). Именно поэтому Церковь сможет существовать только в мессианском времени (мессианское существование), а если она вдруг решится на то, чтобы оторваться от своего первоначального отношения к своему пребыванию в мире, то рискует в нем затеряться (с. 74).