Насколько тема межцерковных отношений для Украины является критически, жизненно важной, настолько же – болезненной. Судьба страны зависит от Церкви, но Церковь разделена на патриархаты, конфессии, внутренние фракции. И страна разделена. Если Церковь сможет восстановить свое единство, найти свой рецепт примирения и показать его в действии, то тогда, и только тогда, она будет полезна разделенному обществу.

На сегодняшний момент нам хвалиться нечем. До российско-украинской войны была надежда, что Украина нашла свою модель межконфессиональных отношений. Но война показала хрупкость, нестабильность, конъюнктурность этих отношений. Всеукраинский совет Церквей и религиозных организаций (ВСЦиРО), оставшийся в наследство от довоенных времен, – всего лишь символ неоправдавшихся надежд. На самом деле, отношений нет. И дело не только в том, что все это время УПЦ (МП) демонстративно выделяла себя и противопоставляла. Вопрос более принципиальный – в совместимости нашего почвенного православия с плюралистической моделью межконфессиональных отношений. Понятно, что если РПЦ не признает документы Всеправославного Cобора, то «раскольников, униатов и сектантов» (т.е. всех не-своих) – подавно.

Это болезненный, но необходимый исходный пункт в наших размышлениях: украинская модель межцерковных отношений больше не работает. Наши попытки украинизировать и демократизировать православие, чтобы сделать его совместимым с другими украинскими Церквами, оказались сколь наивными, столь безуспешными. Украина в самом деле расколота, и вопрос «языка» или «Москвы» – не главный. Основной и наиболее глубокий раскол – между западным и восточным христианством, византийско-московской и католическо-протестантскими традициями.

Раньше мы представляли украинское христианство как христианский синтез Востока и Запада, но сегодня пора признать, синтез – из категории желаемого, а по факту имеем ситуацию обостренного противостояния. Если и есть украинская мирная плюралистичная модель, то православие явно из нее выпадает.

То, что Верховная Рада вынуждена была рассматривать взрывоопасные законопроекты № 4511 и № 4128 говорит лишь об одном: православный вопрос стал вопросом национальной безопасности. Некоторые протестантские блоггеры уже поспешили заявить, что принятие этих законопроектов откроет дверь православной реформации – очистит церковь от “мертвых душ”, оживит общинную жизнь, оторвет от Москвы, сблизит с украинским обществом, приучит считаться с мнением других конфессий.

Очевидно, что вопрос двумя законопроектами не решается, но с чего-то начинать нужно. И здесь я хочу добавить несколько богословских идей.

Возможность и необходимость христианского единства определяются тринитарным богословием. А это значит, что здесь не обойтись без особого опыта Духа Святого, в котором только и возможно христианское единство. Это значит, что отношения конфессий будут определяться не спорами о филиокве или индульгенциях, но реальным и современным опытом сопричастности в Духе. Как замечает протестантский богослов Юрген Мольтман, именно общий опыт Духа создает пространство, в котором разные могут быть вместе, в котором не тесно никому: «В опыте ruah божественность переживается не только как личность и не только как сила, но и как пространство, а именно как пространство свободы… Если Дух Божий воспринимается как такое широкое, открытое жизненное пространство творения, тогда становится понятной локализация опыта Бога: люди живут «в Духе Божьем» и воспринимают Бога пространственно как «широту» (3, 52).

Но что пытаемся сделать мы, люди разных конфессий? Мы пытаемся сузить эту широту и вместить ее в свое русло, свою традицию. Мы создаем свое пространство, закрываем его от других, но также и от Духа.

Вот свежий пример от Предстоятеля УПЦ КП, доныне известного своей любезностью к протестантам. «Мы видим очень много позитивного в Реформации.., но все это является временным, все это относится к земной жизни... Но сказать, что благодати Святого Духа… там нет, я не могу. Потому что апостол Павел говорит, что кто имеет веру, тот имеет благодать Святого Духа. Но сказать, что Реформация сберегла апостольское учение, учение святых отцов, учение Церкви семи Вселенских соборов, я не могу. Потому что они все это отбросили», – заявил он в интервью 5 каналу*. Очевидно, что такие заявления не делают чести украинскому православию. К тому же обвинения в отсутствии каноничности и преемства нередко звучат и в его адрес.

Вместо апелляций к истории лучше апеллировать к вещам более практическим. Кейптаунский символ веры Лозаннского движения, общий для евангельских течений самых разных традиций, гласит: «Самым сильным и убедительным доказательством истинности Евангелия служит единство и любовь между верующими христианами, царящая невзирая на установленные миром границы – расовое деление, деление по цвету кожи, социальному статусу, экономическим привилегиям или политической принадлежности. Однако ничто так не подрывает наше свидетельство, как отражение и усиление тех же самых разногласий внутри нашего сообщества» (2, 26).

К сожалению, христианское сообщество, призванное быть моделью для будущего, отражает все противоречия общества. И наша украинская ситуация подтверждает это печальное наблюдение. Цветущая сложность без любви, свободы и Духа легко превращается в непримиримое соперничество. И тогда «Разобщенной церкви нечего сказать разобщенному миру» (2, 66).

По замыслу Основателя Церкви, христианское единство должно было стать христианским вызовом миру. Но сегодня этот христианский вызов – вызов самому же христианству. Люди не узнают в нас Его учеников, не узнают в нас Его, потому что не видят отношений любви между нами (Ин. 13:35). То, что должно было стать самым сильным свидетельством, становится постыдной неудачей.

Даже там, где мы пытаемся что-то изменить, не всегда начинаем правильно. Два современных конфессиональных проекта демонстрируют неудачу уже на уровне понимания единства – я имею в виду юбилей Реформации и проект «единой Поместной Церкви».

Для многих Реформация напоминает не столько об успехах протестантов в истории культуры и цивилизации, сколько о случившемся расколе и утраченном единстве. Желание отмечать это событие в сугубо конфессиональной подаче лишь добавляет горечи. Отмечать надо, но так, чтобы это послужило делу единства, всей Церкви в целом.

Навязчивая «идея единой Поместной Церкви» – о том же, о желании понимать единство и достигать его так, чтобы отмежеваться от всех прочих еще больше. Еще раз: все это вовсе не о действительном желании единства, а о присвоении бренда «единой» и последующем исключении всех прочих. Но ведь именно отношение к «прочим» – показатель нашей христианской состоятельности.

Не может быть верности Христу как Главе Церкви без верности ее единству. Об этом хорошо сказал богослов Мирослав Вольф: «Мы должны взглянуть на себя и на свое понимание будущего с Богом глазами христиан из других культур, прислушаться к ним, дабы убедиться, что голос нашей собственной культуры не заглушил голос Иисуса Христа, единого Слова Божьего. К Барменскому призыву хранить верность владычеству Иисуса Христа следует добавить и преданность экуменическому сообществу Христа» (1, 51).

В этом смысле девиз миссиологов Лозаннского движения остается благим пожеланием, хотя нет – отчаянным призывом: «Вся церковь – все Евангелие всему миру». Весь мир услышит полноту Евангелия не раньше, чем «наша» Церковь станет частью «всей».

Здесь единство – не включенность или подчиненность общей структуре, но качество и дух отношений. Никто не должен отказываться от своей традиции и куда-то переходить. В то же время все должны искать общего, как «добрые домостроители многоразличной благодати Божией» (1 Петра 4:10).

Это применимо не только к миссии Церкви, но и к ее социальной позиции. Лишь единство Церкви как Церкви Вселенской наделяет ее особым характером, творчеством и силой быть Церковью национальной. Государственный протекционизм может лишь минимизировать антиукраинскую деятельность отдельных конфессий, но не сможет изменить их политическое богословие и способ жизни. Изменить отдельно взятую Церковь может лишь возвращение в полноту церковного общения. Пока московское православие будет противопоставлять себя всему и всем, ничего хорошего ожидать не приходится. Но то же справедливо и по отношению к православию украинскому, которое сводится почти полностью к теме местного патриотизма. Лишь в единстве – не только православном («православное единство» – лишь часть большего, никак не целое), но и общехристианском (включающем не только конфессиональных «ближних», но и «дальних») – изживаются комплексы изоляционизма и все сопутствующие болезни. Лишь церковь, единая с Церковью, может быть авторитетной и полезной для своего разделенного общества.

Литература

1. Вольф М. Презрение и принятие. Богословские размышления о самосознании, восприятии Другого и примирении. – Черкассы: Коллоквиум, 2014.

2. Кейптаунские положения. Символ веры и призыв к действию. – Нижний Новгород: АГАПЕ, 2011.

3. Мольтман Ю. Дух жизни. Целостная пневматология. – М.: ББИ, 2017.

*“Ми бачимо дуже багато позитивного в Реформації.., але все це є тимчасове, все це стосується земного життя... Але сказати, що благодаті Святого Духа... нема там, я не можу. Тому що апостол Павло каже, хто має віру, той має благодать Святого Духа. Але сказати, що Реформація зберегла апостольське вчення, вчення святих отців, вчення Церкви семи Вселенських соборів, я не можу. Бо вони все це відкинули”. (Святкування 500-річчя Реформації в Україні // Діалоги з Патріархом – 21.05.17. https://www.youtube.com/watch?v=dZ18868mbNw&app=desktop)