10 декабря 2016 года  на киевском Майдане, собрались люди, которые три года назад установили там межконфессиональную молитвенную палатку во время Революции достоинства и начали в ней богослужения. Палаток-церквей на Майдане было, как минимум, две: одну установили верные греко-католической церкви, а одну - евангельские христиане. Хочу поделиться историей того, как эта палатка стала для меня церковью, а сам я стал миссионером этой церкви.

Бойню студентов на киевском Майдане я не застал. В Острожской академии проводил выступления о христианском подходе к евроинтеграции. В это самое время студентам пробивали головы по приказу ценителей старинных икон и Евангелий.

Вернувшись в гудящий Киев я понял, что риторическая шелуха отброшена моим государством, евроинтеграция - ложь, а языческий, таёжный оскал совершенно очевиден.

Я сидел в своём кабинете и тупо смотрел на свои руки. Моя дочь, увидев фотографии избитых студентов, спросила: "Папа, почему ты там не был?". Такой же вопрос задавали себе сотни тысяч людей, отцов и матерей, и шли на Майдан.

А я сидел в кабинете и смотрел на руки. Но ведь это же бунт? Там же горят эти, как их, бочки? Ведь там не молятся, а требуют? Как же мне взять и пойти туда? Моя коллега тогда просто сказала мне: "Пойди и посмотри. Кстати, там есть наша молитвенная палатка". 
Я пошёл. Вместе с женой потащили казан плова и термосы с чаем, который норовил вылиться прямо в метро. 

Молитвенную палатку мы нашли быстро. Возле неё встретили организаторов: Олега Магдыча, Андрея Шеховцова, Алексея Сатенко и Анатолия Калюжного в камуфляже. Всегда хорошо встретить своих. Встретить своих и потом осмотреться.

Весь период противостояния в центре Киева молитвенная палатка, установленная евангельскими христианами в центре Майдана, на "нулевом километре", была для меня церковь, а я был миссионером. Мы уходили молиться к дальним баррикадам, разносили чай, бросали покрышки, но нам всегда было куда вернуться.

В палатку заходили разные люди: перепуганный Юрий Луценко, православные священники, люди с разбитыми лицами, люди в панике. Принимали всех. Не заходили только, не сослужили, на моей памяти, те, кто потом, после победы Майдана, строил сложные конструкции о том, что "мы над схваткой", "наше присутствие было на всех площадках", "в наши министерские кабинеты мы зашли с Майдана".

Две вещи, которые я понял в церкви на Майдане:

• Присутствие христиан там, где люди жаждали справедливости, было невероятно важным. Мы менялись сами, служили, молились, солили, кормили, боролись.
• Присутствие христиан было очень незначительным (путинисты, вздохните свободнее). Мне часто задавали вопрос: "Зачем вы там были?". Я всегда отвечал: "Дело не в этом. Вопрос нужно ставить так: почему нас было так мало".

Мы не смогли заложить мирную магистраль для процессов. Не смогли дать людям нового Лютера Кинга. Наш грех. Но мы были там. Мы пытались. Мы делали всё, что могли.

И когда я стоял на Грушевского рядом с православными монахами, люди говорил мне: "Этих видим впервые, а вас знаем. Вы были с нами".

Не растерять бы.